Слово о друге (к 70-летию Федора Максимилиановича Куни)

Анатолий Иванович Русанов, академик РАН
2001 г.

Едва оглядевшись после поступления на физфак ЛГУ в 1949 году, мы обнаружили, что самой выдающейся личностью меж нас является Федор Куни (в дальнейшем Ф.М.) — золотой медалист и выдающийся спортсмен (конькобежец, чемпион Ленинграда среди школьников и будущий чемпион спортобщества «Наука»), человек богатырского вида. Не отказываясь при случае от единоборств, он, в то же время, никогда не бравировал своей силой, но она неизбежно проявлялась в многочисленных эпизодах. Помню, для демонстрационного опыта по физике нужно было вытащить на середину аудитории огромный электромагнит: с одной стороны его несли трое, с другой — один Ф.М. На переменах мы разминались, и ему ничего не стоило 50 раз присесть на одной ноге. Нужно отметить, что, в духе русских традиций, сила у Ф.М. сочеталась с добродушным и незлобивым характером.

Пришла первая экзаменационная сессия, посыпались пятерки, но Ф.М. и здесь всех превзошел: наш остроумный лектор по математике, но свирепый экзаменатор Харшиладзе торжественно пожал ему руку (Харшиладзе страсть как не любил ставить пятерки и потратил немало времени, чтобы «дожать» Ф.М. до четверки, но тот отвечал блестяще и показал знания далеко за пределами прочитанного курса). Еще раз было показано: чудеса бывают, бывает, что мощь физическая сочетается с мощью интеллектуальной! Ф.М. стал кумиром курса, а я тогда и мечтать не cмел, что буду с ним дружить.

На следующий год, однако, судьба свела нас в спецгруппе, образованной для изучения ядерной физики. В ней было 25 студентов, из них 18 отличников, среди которых можно было выделить 5–6 наиболее одаренных. Эту «могучую кучку» (куда, естественно, входил и Ф.М.) объединяла, например, способность решать задаваемые задачи по физике любой степени сложности. Пожалуй, наиболее быстрым умом обладал (ныне академик) Е.Н. Аврорин, но у Ф.М. был свой стиль, неторопливый и основательный, с глубокой проработкой материала. Как следствие, он практически никогда не ошибался (замечу, как и в научной работе в дальнейшем). Я же подчас торопился и, если задача не получалась, отбрасывал ее в сторону, брал чистый лист бумаги и начинал вычисления с начала. «Никогда так не делай, — говорил Ф.М., — бери свой первоначальный вариант и проверяй шаг за шагом, так быстрее найдешь ошибку». Нужно сказать, что и в жизни Ф.М. никогда не принимал скоропалительных решений. От него веяло мудростью, с ним хотелось советоваться.

В дополнение к нашим совместным занятиям я неожиданно расположил Ф.М. к себе тем, что однажды напел ему, не сфальшивив, довольно сложную партию Пролога из «Паяцов» Леонкавалло. Позже, бывая у него дома, я узнал, что Ф.М. вырос в семье артистов. С детства его окружали музыка и пение, он знал наизусть массу арий и ценил в людях музыкальную память и слух. Вопреки мнению об артистах как людях неорганизованных, в семье Ф.М. был строгий порядок, царил культ здоровья и гигиены. Одного взгляда на атлетическую фигуру его отца было достаточно, чтобы понять, откуда взялись здоровье и сила Ф.М. Но вот как в такой семье сформировались математические способности Ф.М., я могу объяснить только так: они даны ему богом.

Через год группу расформировали, нас разбросали по разным городам, а остаток группы перевели на химфак ЛГУ (где, в конце концов, оказался и я). Ф.М. принял самое мудрое решение: никуда не ехать, а просто покинуть спецгруппу и перейти в группу физиков-теоретиков, где его руководителем стал Ю.В. Новожилов. По окончании мы оба были оставлены для работы в ЛГУ, причем, по счастью, в знаменитых научных школах: Ф.М. — во всемирно известной школе В.А. Фока, а я — в петербургской химико-термоди­на­ми­ческой школе, возглавлявшейся в то время А.В. Сторонкиным. Ф.М. занялся квантовой теорией поля (выполняя при этом многотрудные обязанности ассистента), а мне предстояло начать изучение современной термодинамики ab ovo, т.е. с оригинальных работ Гиббса. Известно, что чтение Гиббса сродни работе дешифровальщика, и я подумал, что Ф.М. мог бы здесь помочь (для физика-теоретика это семечки: ведь термодинамика для теоретической физики — пройденный этап и давно уже отдана на откуп химикам). Ф.М. охотно согласился, и за два дня мы разобрали первые три страницы работы Гиббса «О равновесии гетерогенных веществ». Что и говорить, Гиббс заставил себя уважать!

В 1959 Ф.М. защитил кандидатскую диссертацию по квантовой теории поля, но дальнейшая работа в этом направлении не очень ладилась: казалось, Фейнман и Швингер (тогдашние нобелевские лауреаты в этой области) исчерпали все идеи. И тут сказалось влияние Гиббса: Ф.М. заинтересовался статистической механикой и ее последними разработками, основанными на диаграммных разложениях. К тому времени он уже прекрасно владел этим методом, сыгравшим, таким образом, роль мостика, по которому Ф.М. перешел в новую область. Там он сразу выполнил основополагающую работу — рассчитал асимптотику бинарной корреляционной функции и связал ее с асимптотикой потенциала парного взаимодействия. Этот результат открыл путь многим приложениям, а я, занимавшийся тогда термодинамикой поверхностных явлений, предложил Ф.М. использовать его в теории поверхностных слоев.

Работа пошла, и период с середины 60-х до 1970 года (пока Ф.М. не переехал в Петергоф) оказался наиболее плодотворным. Ф.М. жил тогда один, и я часто проводил у него время с утра до вечера. Мы вместе работали (вычисляли порознь, затем каждый проверял вычисления другого), вместе ходили обедать в столовую и что-то покупали к ужину. Вместе ездили на научные конференции и докладывали все новые и новые результаты. Создав обширную асимптотическую теорию поверхностных слоев, мы перешли к теории тонких пленок, а позже — к объектам произвольной формы (включая дисперсные системы и пористые тела). Ф.М. был великолепен: как некогда он играл мускулами тела, так теперь — мускулами ума. Помню, в американском Журнале химической физики промелькнуло утверждение, что (нужную тогда нам) задачу об эффективном объеме, в котором флуктуирует центр масс малой капли (с неподвижными границами) в общем виде решить невозможно. Ф.М. сказал: «Еще не было случая, чтобы мы не могли решить какую-либо задачу» и на следующий день принес общее и совершенно строгое (даже для многокомпонентной капли) решение.

Появились десятки публикаций, и у Ф.М. было уже вполне достаточно материала для докторской, но проблема была в том, что сам В.А. Фок и его опорные сотрудники статистической физикой активно не занимались и новые работы Ф.М. рассматривались как отклонение от «генеральной линии». На кафедре даже поговаривали, что Ф.М. ударился в химию. В конце концов было решено, что работы Ф.М. по статистической физике должны быть оценены школой Н.Н. Боголюбова как высшего авторитета в данной области. Как всегда в таких случаях, Ф.М. выдержал испытание блестяще. В результате Д.Н. Зубарев (один из самых крупных ученых школы Н.Н. Боголюбова) вызвался быть у него оппонентом по диссертации, а сам Н.Н. Боголюбов напишет впоследствии комплиментарное предисловие к учебнику Ф.М. по статистической физике. Защита состоялась в 1969 году, и весь описываемый период был в 1971 году увенчан университетской премией за работу по теме «Молекулярные корреляции в жидкостях и поверхностных слоях» (1964–1970 гг.).

После переезда в Петергоф начинается главный в научном плане и наиболее важный для университета период деятельности Ф.М. Он переходит к изучению неравновесной статистической механики и начинает заниматься кинетической теорией нуклеации (зародышеобразования фаз), которая постепенно становится его основной тематикой. После вердикта Н.Н. Боголюбова стало ясно, что Ф.М. создал новое направление в отделе теоретической физики и его надлежало оформить организационно. К тому времени Ф.М. занимал должность профессора на кафедре теории ядра и элементарных ча­с­тиц Ю.В. Новожилова, и в 1972 году шеф создает ему Лабораторию статистической физики и кинетики и дает первых сотрудников. Дело шло к созданию новой кафедры, необходимость которой для ЛГУ объективно сущест­вовала и раньше, но которая, по мнению В.А. Фока, могла быть образована лишь под самую достойную кандидатуру заведующего. Теперь такая кандидатура имелась и была одобрена всеми (включая даже Н.Н. Боголюбова).

В 1975 году министерство учреждает кафедру статистической физики ЛГУ, и Ф.М. становится ее заведующим. Главной своей задачей он считает обеспечение преподавания статистической физики в ЛГУ на самом высоком уровне. Ф.М. создает и начинает читать на физическом факультете огромный (на два семестра) курс статистической физики с включением туда неравновесной статистической механики (я, например, слушал в свое время курс только равновесной статистической физики). Формулировки Ф.М. отличались ясностью и глубиной проникновения даже при изложении традиционных представлений (простейший пример: распределение Максвелла обычно излагают в теории газов, Ф.М. же всегда указывал, что оно применимо даже к твердым телам). Этими качествами обладает и книга «Статистическая физика и термодинамика» (М.: Наука, 1981), написанная Ф.М. по своим лекциям. Таким образом, он обеспечил своих слушателей и учебным пособием, удовлетворяющим требованиям самых высоких стандартов.

Продолжая одновременно научную работу, Ф.М. обрастает учениками и создает одну из ведущих в мире научных школ по теории нуклеации. Поскольку последняя тесно связана с поверхностными явлениями, само собой возобновилось мое с Ф.М. сотрудничество (теперь уже с участием его учеников), и я мог наблюдать эту школу, что называется, «с близкого расстояния». Думаю, уважение, любовь и преданность учеников Ф.М. завоевал не только своей эрудицией и безошибочностью суждений, но, не в последнюю очередь, отсутствием того, что сам он называет «научной жадностью». Не уверен, что нужно осуждать эту самую «научную жадность» (ведь каждый ученый дорожит своими идеями), и по себе знаю, как трудно передать идею другому, если все как на ладони и руки чешутся это сделать. Дать ученику почти решенную задачу — все равно что кормить птенца полупереваренной пищей: птенец быстро растет, а, главное, окрыляется (первыми успехами). Ф.М. щедро делился идеями со своими учениками и воспитал целую когорту профессоров, а когда пришло время, передал заведование кафедрой одному из них — А.П. Гринину. Оставаясь профессором кафедры, Ф.М. работает с прежней продуктивностью.

Высокие научные достижения и многолетняя работа Ф.М. в Петербургском университете были отмечены в 1999 году присвоением ему звания Заслуженного деятеля науки РФ. Среди многих я горжусь тем, что мне довелось работать с этим замечательным ученым, и не сомневаюсь в его дальнейших успехах. Пожелаем ему здоровья и счастья!